Завершилось 20-е столетие. Наступает утро новых измерений времени и пространства,
образование в предрассветные часы множества тайных, интимных духовных миров.
Лучи начинают рассеиваться, сложно преломляться, окрашиваться в фантастические
тона. Искусство окутывается тайной, приобретает потустороннее зрение, где ещё
не закончился сон и не открылось состояние яви.
Немногим художникам удаётся выразить это уникальное состояние времени,
когда исчерпывается историческая идея и расцветает метафизическая, когда
исчезает прожорливая гусеница цивилизации и неожиданно выпархивает её
бессмертная душа, прекрасная бабочка - культура.
Творчество Фархада Халилова целиком принадлежит этим образам, этой
странной и парадоксальной фазе истории, когда заостряется метафизическая
чувствительность к последним вопросам бытия. Его пластика наполнена ферментом
брожения, проникшего в дистиллированную жидкость монотонного шума времени, это
превращение воды в вино - чудо преображение. Отсюда и его личные философские
искания, глубоко уходящие в фундаментальные слои древних культур и одновременно
рефлексирующие на самые новейшие "технологии" мысли. Созерцая картину
мира, он ищет опоры в доренессансном художественном сознании, в витражах старой
Европы, в древних исламских миниатюрах и в тайне культуры письменности,
органично соединяя эти эзотерические поиски с ценностями классического
авангарда.
В его композициях проступает голубое Ива Кляйна, пробуждается дыхание
Магритта и Де Кирико, открываются цветные горизонты Казимира Малевича и Марка
Ротко, они хранят в себе мир зазеркалья, и достаточно сделать шаг, чтобы
очутиться с иной стороны реальности, в мире духовных и таинственных сущностей.
Инструментарий художника включает в себя сны, свободные ассоциации,
высвечивание фундаментальных слоев подсознания, когда человек вступает в
подлинный диалог с миром, порой даже сливаясь с ним, нарушая конвенцию стиля.
В этом уникальном видении встаёт подлинная всеобщность образов, где
соединяется конкретность воспоминаний и универсальные модели пространства,
превращая маленькие белые домики на берегу моря в магическую архитектуру из
сказок 1001 ночи. В феномене этого зрения открывается и "праздничный
космизм" художника, и парадоксы, которые абсолютно неожиданно трактуют
многие сложившиеся представления о пространстве, и вызывающая эксцентричность,
непокорная и насмешливая игровая свобода, что опрокидывает все нормы и правила
и освобождает вольность души. Безусловно, эта художественная система связана
со временем и стилистически близка метафизической традиции в её
постмодернистской рефлексии. Она актуализирована ситуацией, когда
предчувствуются перемены, когда нарушаются устойчивые жизненные уклады и
происходят глубокие сдвиги. Сам факт этих изменений порождает чувство
странности и необычности. Форма теряет эволюционный пафос, наполняется
сознанием своей полноты и идеальности, реальность меняет привычные соотношения
масштабов.
Однако, в отличие от многих своих современников Фархад Халилов не
прикован к ситуации, замкнутой определёнными датами. У его работ далёкая, в
сущности безграничная временная перспектива.
Это несомненно поэтика вечных и неизменных начал жизни, где личная открытость
и беззащитность художника, его пронзительная тревога за всё живое встречается с
иконологической традицией, где мир всегда остаётся целостным и словно только
что сотворенным.
Вечное в его искусстве проявляется в ритмическом возвращении одних и
тех же мотивов-пространств единения воздуха, земли и воды, человеческого жилья
и света, дерева и неба, сближающие в нашем постмодернистском сознании
"лестницу" Иакова и "ступени" Василия Кандинского. И в
этом несомненно лежит основная идея творчества Фархада Халилова - идея единства
Духа, который, как в магических зеркалах, отражается в судьбах мира и
человечества, в контурах обычного домика, в силуэте горы и в сиянии неба,
соединяя звезду, растение и минерал. Пространство композиций художника открывается
внезапно, втягивая за собой и зрителя, лишая его статуса наблюдателя и
превращая его в участника. Оно стремительно надвигается на нас, наделяясь
сверхвременной энергией и кристаллизируя освобождённую знаковость. В этой
художественной системе ищет себя не что иное как язык универсализации и
уничтожения всяческих границ, язык сближения живописи, музыки и слова, где
внутреннее непосредственно переходит во внешний мир, где находимся мы с вами,
а внешний мир погружается в наше сознание, чередуясь как вдох и выдох.
Каждое высказывание художника является открытой, незамкнутой фигурой,
которая своей разомкнутой гранью переливается в другие формы. Проследить, где
кончается одна смысловая единица и начинается другая, практически невозможно.
Они друг друга неуловимо проникают, всплывают, контрастируя и ведя диалог как
древнее азербайджанское песнопение.
Фархад Халилов возвращает нас к утраченному синтезу и единству пространства-времени,
пластических и символических образов, вещной сделанности и идеи смысла. Его
взгляд на мир естественно соединяет далёкое прошлое и неведомое будущее, где
образы культурной памяти и интуиции сливаются в чудесную органику загадочного
сплава.